Ант Скаландис - Точка сингулярности [= Миссия причастных]

Я заказал себе ещё пива и в несчетный раз закурил. От берега, коротко гуднув, отчаливал востроносый, стремительный, легкий и какой-то ненормально чистый, словно пластмассовая игрушка в магазине, большой катер-ресторан с синей надписью по борту, сделанной отчего-то по-английски: «Hanseatic». В Гамбурге очень любят вспоминать, что это был когда-то ганзаштадт, то есть вольный ганзейский город. Собственно, он и сегодня имеет определенную юридическую самостоятельность, но это не так интересно, как романтические воспоминания о средних веках. И я думал именно о далеком прошлом, когда созерцал дефилирующих вдоль причала шикарно одетых ганзейцев. Стив не слишком-то и выделялся на их фоне, все-таки один из крупнейших в Европе портов — это не самое бедное место на Земле.

Я перебил собеседника, не давая ему в очередной раз начать лекцию о парадигмах:

— А вам не кажется, что географически неверно выбран центр для наших дел?

— В каком, простите, смысле? — не понял Стив. — Мы свой центр не выбирали, он просто существует — и всё. Там, на Тибете.

Чиньо и не должен был понять, ведь я пока разговаривал сам с собою, со своими внезапными ассоциациями.

— Я вас и не имею ввиду, я говорю про Фонд Би-Би-Эс. С какой радости мы зациклились на Америке? Майами, Колорадо, госдепартамент в учредителях, агентура ЦРУ, расходы все в доллары пересчитываем. Меж тем за Штатами нет будущего. Они останутся великой страной, но как мировой лидер очень скоро уйдут в прошлое. Двадцать первый век со всей очевидностью принадлежит Объединенной Европе: евро вытеснит доллар, а трансевропейские корпорации задавят американскую экономику… Надо учиться мудрости у предков и как можно скорее переносить центр службы ИКС в древний Любек, столицу великой Ганзы.

Я находил это все весьма изысканной шуткой, но Стив слушал меня с каменным лицом.

— Вы только представьте себе, — продолжал я, увлекаясь, как Остап Бендер в Васюках, — шестьсот лет назад торгово-политический союз объединял английский Лондон, фламандский Брюгге, норвежский Берген, даже русский Новгород…

— Постойте. Вы что-то путаете, — робко подправил Стив. — Если я правильно помню, Ганза включала в себя только северогерманские города.

— Ну да! Конечно, — я не стал спорить, — но торговля-то шла со всей Европой, включая Россию, — вот о чем я сейчас думаю.

Чиньо посмотрел на меня пристальным и долгим взглядом, будто только теперь понял, кто перед ним сидит.

— И почему вы не хотите работать в службе ИКС? Не понимаю. Вы абсолютно такой же сумасшедший, как они все. Петь дифирамбы Объединенной Европе в тот момент, когда под угрозой находится ваше личное благополучие и личная безопасность. Поймите, предстоит тяжелейшая работа, а вы все о европах рассуждаете! Хотя не согласиться с вами трудно…

— А с чего вы взяли, будто я не хочу работать в ИКСе? — этот вопрос показался мне самым важным. — Я с того самого августа девяносто пятого работаю на них непрерывно, просто я это делаю по-своему.

— Вот! — от избытка чувств, Чиньо даже вскинул вверх указательный палец. — Теперь я понимаю, что наша беседа не пропала даром. Делать по-своему — это и есть самое главное для нас. Ладно, пойдемте, вообще-то уже пора. — Он ещё раз глянул на часы. — Нанда совсем скоро начнет ждать нас.

Странная была формулировочка: «совсем скоро начнет ждать», но я не стал переспрашивать, что это значит, а просто поднялся и, в последний раз обозрев водный простор, отметил белеющий вдалеке гигантский сухогруз «Дельфин», порт приписки — Кингстон, Ямайка. Мне вдруг подумалось, что эта махина сейчас подплывет поближе, потом с неё спустят шлюпку и к нам на берег сойдет сам губернатор Ямайки и знаменитый флибустьер Генри Морган собственной персоной в великолепном камзоле и с тяжелой, сверкающей, заточенной, как бритва, саблей.

Я тут же поделился этими мыслями со Стивом, надеясь все-таки сбить его с панталыку, а может быть, даже и обидеть. Уж очень мне не хотелось всерьез задумываться над его жуткой мистикой, и с туповато-отчаянным упрямством я стремился свести разговор на шутку. Однако же и на этот раз ответ прозвучал совсем неожиданный:

— Вы делаете успехи, Разгонов. Если и дальше полет ваших ассоциаций будет столь же раскрепощенным, поставленная службой ИКС задача окажется решена в кратчайшие сроки. И, между прочим, — постарайтесь это понять! — в точке сингулярности появление давно умершего человека, например, того же Генри Моргана, — вполне вероятное событие.

После такого я смирился и покорно выслушивал лекцию по философии и психологии, читаемую мне по дороге, благо ещё и дорога оказалась не столь уж долгой.

Могучий Бисмарк, стоящий на высоком постаменте, глядел на нас как-то очень хмуро, когда мы приблизились к знаменитому памятнику и немного там постояли. В соборе Святого Михеля, главном храме города, Стив провел минут пять, истово крестясь, словно был протестантом, а не йогом буддийско-тантристского толка. Но видно так уж было надо, видно, требовал этого безумный поиск точки сингулярности, в которую мы стремились на всех ментальных парах. Ратушная площадь, Ратхаус Маркт и чудесная белоснежная галерея Альштер-аркаден на берегу канала, впадающего в озеро Биннен Альштер, тоже не показалось моим эзотерическим друзьям подходящим местом для встречи. Меж тем, я уже сам начинал чувствовать, что час свидания близок. Стив как-то все сильнее нервничал, и лекция его становилась сбивчивой, невнятной, он комкал целые фразы и торопливо пояснял, что без этого я обойдусь, вот то можно запросто опустить, а уж заключительные выводы и подавно никому не нужны.

Суть же рассказанного им сводилась, в общем-то, к нескольким вполне понятным вещам. К простым умозаключениям. На определенном этапе накопления информации традиционная наука начинает пробуксовывать при попытке охватить и систематизировать весь объем знаний. На помощь ей призывается древняя мудрость, иными словами — магия, волшебство. Вначале это происходит неосознанно — мистические искания начала двадцатого века. Затем — полуосознанно — увлечение эзотерикой и психоанализом в середине века. И наконец — полное осознание необходимости союза науки и магии: Бомбейская конференция 1982 года. Для Стива Чиньо данное рассуждение было азбучной истиной, новое содержалось в другом. А именно: теперь, на рубеже тысячелетий, настало время перенести методы магии на политику. Все обычные концепции полностью обанкротились, исчерпав себя: ни демократия, ни тоталитаризм в любой форме не способны остановить сползание цивилизации к физическому самоуничтожению. К такому выводу пришли одновременно обе противоборствующие стороны. И началось сражение за ментальный контроль над миром. Если равновесие в этой битве не будет достигнуто, человечество погибнет и очень скоро. Характерно, что речь не шла о победе одной из сторон, речь шла именно о достижении ментального равновесия при перекрестном контроле. Вот, собственно, и все.

Чиньо произнес эти слова вслух:

— Вот, собственно, и все. Мы пришли, заходите.

— Сюда? — удивился я.

— А куда же?

Мы стояли перед дверями «Макдональдса». Что ж, нормальный ход. Спасибо еще, что Нанда не прятался от нас в Диснейленде или в игрушечном городке фирмы «Лего». Интересно, когда я последний раз ел в «Макдональдсе»? Наверно, и впрямь это было в Москве на Пушкинской вместе с Андрюшкой. Там надо было стоять в очереди и платить, по нашим российским понятиям, немалые деньги за дурацкую булку с котлетой и стакан спрайта со льдом. А в Гамбурге вы не найдете ни одного заведения дешевле «Макдональдса», что, впрочем, совершенно нормально для любой из цивилизованных стран.

Нанда сидел за столиком и глубокомысленно жевал чизбургер. При нашем появлении он поднялся во весь рост, демонстрируя неизменную оранжевую тогу, босые ноги в сандалиях и маленькую российскую гармошку в руках. На этот раз он грянул в нашу честь самую популярную гамбургскую песенку про Рипербан на чистом хох-дойче. Местная публика реагировала спокойно. Разве что дети с любопытством поворачивали головы. Я же приветствовал его, начав с благодарности:

— Спасибо, гуру. Мое почтение. А знаете ли вы, что Гамбург был одним из первых городов на триумфальном пути группы «Битлз»?

Анжей посмотрел на меня с сочувствием. Потом призадумался, не шучу ли я, и, наконец, сообщил:

— В те годы я как раз учился здесь, в университете, и бывал на их концертах. С Джоном был знаком лично. С Джорджем мы и сегодня иногда видимся. Так что при следующей встрече обещаю исполнить что-нибудь из ранних «Битлз».

— Под гармошку? — поинтересовался я.

— Не обязательно. С аккомпанементом возможны варианты.

— Договорились. Ну, а почему ваш итальянский друг до сих пор не выучил нашего великого и могучего?